|
|
Главная » 2010 » Февраль » 13 » О Серафиме Вырицком.
00:10 О Серафиме Вырицком. |
Идут люди в этот дивный уголок русской земли, расположенный в 60 километрах от Санкт-Петербурга на живописных берегах реки Оредеж, среди вековых сосен.Из приведенного ниже статьи , которая была опубликована в "Санкт-Петербургских епархиальных Ведомостях" (вып.28-29), видно , что сынок "святого" был наркоман и многоженец, а сам "преподобный" занимался стукачеством, на катакомбных християн в Вырице.
Л.И. Соколова.
Несение скорбей. Семья Муравьевых?
К жизнеописанию прп. Серафима Вырицкого
«Приходите ко мне на могилку, как к живому» — призывал преподобный Серафим Вырицкий, получивший это имя по месту своего последнего земного пристанища — поселка Вырица.
Идут люди в этот дивный уголок русской земли, расположенный в 60 километрах от Санкт-Петербурга на живописных берегах реки Оредеж, среди вековых сосен. Едут к батюшке Серафиму, и, как у могилки блаженной Ксении Петербургской, оставляют между бревен вновь выстроенной часовни записочки со своими мольбами. Кажется, нам многое известно об этом великом старце и все же...
«Еще при жизни старец говорил, - пишет в своей книге биограф преподобного А. Трофимов, - что вокруг его имени будет много различных мнений, будет много непонятного людям, и не нужно этим смущаться. Если Господь благословит, то со временем все откроется»1.
Открывая новую, неизвестную страницу в семейной жизни преподобного Серафима Вырицкого, связанную с трагической судьбой его единственного сына, иначе, более глубоко, высвечивается христианский подвиг святого, ставшего поистине жемчужиной в духовной короне русского старчества.
Даже изучив новые архивные материалы, мы не в силах осознать всю глубину душевных переживаний отца Серафима. Это невозможно. Но стало возможным увидеть реальную человеческую жизнь, понять его скорби, и без пышных слов о величии подвига преподобного, постигнуть истинное величие этого подвига. Скорби земной человеческой жизни часто ведут к святости, если человек, конечно, делает добровольный выбор на этом пути. Так случилось в жизни Ксении Блаженной и неизвестно, была бы у нас такая святая, если бы не постигла ее великая скорбь потери близкого человека. Так было и в жизни отца Серафима: семейные скорби привели его к святости.
Преподобному Серафиму было открыто прошлое, настоящее и будущее. Он стал пророком судеб России, вместил в себе великий подвиг монашества, но враг рода человеческого послал тяжелые искушения скорбями через дорогого ему человека - сына. Наш рассказ о том, как по-разному прошли свой земной путь несчастный сын и святой отец, основан на открытии новых архивных документов. Сразу предотвратим вопрос: может ли жизнь сына бросить тень на имя святого преподобного Серафима Вырицкого? Нет, ни в малейшей степени. Никто не только не имеет право бросить камень в святого, но напротив, постигая его скорби, должен постараться понять подлинную человеческую жизнь таких же как мы людей, но и несколько иных — претерпевших все до конца.
Отец
Преподобный Серафим Вырицкий, в миру Василий Николаевич Муравьев, был родом из Ярославской губернии. Отец его - Николай Иванович и мать - Хиония Алимпиевна, были крестьянами. Будущий старец родился 31 марта 1866 года в деревне Вахромеево Арефинской волости Рыбинского уезда и был крещен с именем Василий. Известно, что когда Васе было 10 лет, он стал главой семейства: отец умер, на руках осталась больная мать и сестренка Олечка, вскоре скончавшаяся. Приказчик из столицы, чтобы помочь матери, взял Васю с собой, и все заработанные деньги мальчик отправлял домой. Городская жизнь не закружила его в вихре столичных соблазнов, нет, он задумывался о монашестве, и даже однажды пришел в Лавру с желанием остаться в ней, но воли Божией на то еще не было, и юноша получил благословение жениться, а затем, по согласию с супругой, уйти в монастырь.
Никто не мог тогда даже представить, что будущему старцу Серафиму придется познать все перипетии семейной жизни через неурядицы своего сына, пропустить через свое отцовское сердце, выстрадать и выдержать их.
Но это случится позже, а пока обратимся к тому времени, когда Василий начинал строить семью. Сначала он наладил свое дело: торговлю мехами, и, став крупным мехоторговцем, женился на Ольге Ивановне Нетрониной2. Это произошло примерно в 1894 году. Благословение на брак будущие супруги получили от старца Гефсиманского скита Свято-Троицкой Сергиевой лавры иеромонаха Варнавы (Меркулова), имевшего от Господа дар утешения, и впоследствии окормлявшего чету Муравьевых. С женитьбой на Ольге число родных у Василия Муравьева увеличилось. Отец жены - Иван Григорьевич Нетронин был женат на простой женщине, Анне Тихоновне, и имел в Рыбинске собственный дом. Он держал небольшую портняжную мастерскую. В 1900-1901 году Иван Григорьевич закрыл ее и переехал в деревню Якушки, в 5 верстах от Рыбинска, где и остался жить в собственном доме на доходы, получаемые от хозяйства, оставленного в Рыбинске.
У Ольги, супруги Василия Николаевича Муравьева, были четыре брата: Иван и Григорий, умершие довольно рано; Александр, родившийся в 1881 г. глухонемым, помещенный впоследствии в дом инвалидов около Волховстроя, и Владимир, 1885 года рождения, который окончил Санкт-Петербургский университет и жил с женой Евгенией Александровной и дочерью Татьяной (1907 г. р.) в Петрограде на улице Жуковского 18-15. Сестра Ольги Мария, родившаяся в 1879 году, овдовев, вышла замуж второй раз, получив фамилию Желвакова. В советские годы она жила в Рыбинске на ул. Дзержинского на иждивении дочери-учительницы.
Помимо родных братьев и сестры, у Ольги были двоюродные: брат Иван Григорьевич, инженер, проживавший в Нижнем Тагиле и сестра Анна Григорьевна - зубной техник, жившая с матерью.
Молодая семья Муравьевых занималась торговлей довольно успешно, и вскоре стала известна в Петербурге. В списке жителей Петербурга купец В.Н. Муравьев с 1900 по 1906 годы числился проживающим по Гороховой ул., 56. В 1905 г. он стал действительным членом Ярославского благотворительного общества.
Летом семья Муравьевых отдыхала в Павловске. В 1907 году купец Василий Муравьев купил 2-х этажную дачу из 10 комнат в поселке Тярлево, на краю Павловского парка, неподалеку от Царского Села и переехал туда на постоянное жительство, поэтому в списке жителей Петербурга он не значился до 1913 года. (Дом, в котором проживала семья Муравьевых в Тярлево, располагался по Большой ул., 3, на берегу Гуммолосаровского ручья и рядом с платформой Тярлево, находившейся на железнодорожной ветке, ведшей к Павловскому музыкальному вокзалу. До сего времени б. дом Муравьевых, где их семья в общей сложности проживала до 1920 г., не сохранился. На его месте сейчас располагается спортивная площадка местного технического училища (№ 118), выстроенного в 1975 г. От бывшего сада Муравьевых сохранились лишь старые деревья. - Ред.).
Василий Николаевич Муравьев выезжал за границу, имел обширные связи и знакомства, немалый доход, который составлял в среднем 90 тыс. рублей годовых. Не раз пришлось ему годы житейской учебы выезжать зарубеж, где в Лейпциге он встречался с Мироном Ильичем Иассельсоном, доверенным лицом которого по Петербургскому отделению его фирмы Василий Николаевич был с 1910 года с содержанием 300 рублей в месяц.
По возвращении из заграницы, в семье Муравьевых появился новый человек, о котором нельзя не сказать: столь значительна оказалась роль этой женщины в жизни семьи, и столь малое значение этому факту придавалось исследователями жития отца Серафима.
Это была купеческая дочь Вера Шихобалова. С 14-ти лет девочка находилась в Воскресенском Новодевичьем монастыре. Заболев нервным заболеванием, она попала в монастырскую больницу, а затем оказалась в семье Муравьевых. В 1911-1912 годах Вера вместе с Ольгой Муравьевой имела в Рыбинске антикварный магазин. Это говорит о том большом доверии, которое семья Муравьевых питала к этой девушке, являвшейся фактически членом семьи. Муравьевы в это время имели приличное состояние и держали несколько больших магазинов в столице, в частности, на Гороховой улице, в домах 56 и 65. В печатных справочниках «Справочная книга о лицах петроградского купечества и других званий, акционерных и паевых обществах и торговых домах, получивших с 1 ноября 1915 г. по 1-е января 1916г. сословное свидетельство по 1 и 2 гильдии, промысловое свидетельство 1 и 2 разряда на торговые предприятия, 1-5 разряда на промысловые предприятия 2 и 3 разрядов на личные промысловые занятия» значится, что В.Н. Муравьев живет с 1915 года в Спасской части, 2 участок, Апраксин пер., 20. Сословное свидетельство 2 гильдии № 3734.
Сын
Сын прп. Серафима Вырицкого - Николай Васильевич Муравьев, родился 30 января 1895 года в Санкт-Петербурге.
В возрасте 7-ми лет вместе с родителями Николеньку возили в Западный край (Царство Польское) и заграницу. Он увидел Варшаву, Берлин и Лейпциг. Детские впечатления мальчика на всю жизнь сохранили воспоминания о непривычных католических храмах. (В 1905 г. семья Муравьевых: Василий Николаевич с Ольгой Ивановной и сыном Николаем посещают Варшаву, где останавливаются в одном из лучших городских отелей «Бристоль» на Краковском предместье, рядом с кафедральным православным Александро-Невским собором - Ред.).
Предположительно в 1907 г. Николай поступил в Царскосельскую Императорскую Николаевскую мужскую гимназию, директором которой в это время был известный поэт и педагог Иннокентий Анненский, а среди учеников были Н.С. Гумилев, В.В. Рождественский, Э. Голлербах и многие другие известные люди. Эта была элитная гимназия, куда возили учиться детей из Петербурга. Здание располагалось на углу Малой и Набережной улиц. Рядом находился Императорский дворец с поэтическими аллеями Царскосельских парков, где часто можно было видеть Царскую Семью и где гуляли Августейшие Дети.
Воздух Царского Села, пропитанный поэзией А.С. Пушкина, не мог не затронуть поэтической струны впечатлительной натуры. Николай Муравьев начал писать стихи. К тому же он был красив, высок ростом, - натура экзальтированная и мечтательная.
После окончания гимназии в 1914 году, Николай поступил на юридический факультет С.-Петербургского университета. Здесь он под влиянием нигилизма, отвергавшего национально-религиозные основы русского общества, увлекается католическим учением. В 1914 году он изменяет Православию, принимает католическую веру, мечтает стать ксендзом3. Это впоследствии привело к одной из самых страшных трагедий его жизни.
Перемена веры в то время было не таким уж редким, но всегда прискорбным явлением. Протоиерей Н. Дроздов в своей статье «Перемена веры»4, сообщает о том, что, окормляя колеблющихся людей, священнослужители часто пропускают эту болезнь, «когда уже никакие бальзамы не исцелят смертоносной язвы. Да к довершению беды - и срок-то увещевания краток до жалости, - получается какая-то игра в формальность при вопросах величайшей важности. Грустно...» - заключает он.
Католическая вера не дала молодому Николаю Муравьеву крепости души. Он все искал и не мог найти тот спасительный Божий лучик, за который надо было держаться всю жизнь. Увлечение католицизмом стало стеной, загородившей этот спасительный луч.
Через год Николай Муравьев бросил учебу в университете, и мучительно искал свое место в жизни, но все человеческие планы разрушила начавшаяся Первая Мировая война. Впоследствии Николай рассказывал знакомым о том, что он поступил вольнонаемным (определяющимся? - Ред.) в I-ю Авиационную роту и стал ефрейтором5. Казармы этой роты находились недалеко от Феодоровского городка в Царском Селе и предназначались для охраны Царской Семьи. (Летом 1915 г. был образован особый авиационный отряд для обороны Царской резиденции. В июне 1915 г. летчики прибыли в Царское Село. В течение нескольких месяцев для них были выстроены деревянные казармы, составлявшие ансамбль построек, выполненных в русском стиле - Ред.). С 1916 года рота, по некоторым данным, стала гвардейской. (Но в 1941 году во время следствия по делу Николая Муравьева, работники НКВД сделали запрос, не подтвердивший, что Н. Муравьев числился в I-й Авиационной роте). Затем Николая перевели на театр военных действий во II-ю Воздухоплавательную роту6. Проверить эту информацию не представляется возможным, так как архив этой роты не сохранился7. После контузии, в 1916 году, молодой человек оставил военную службу: лечился в Николаевском госпитале, в лечебнице доктора Конасевича. Поправившись, он, используя связи отца, пошел служить в банк «Общества военного кредита».
Душа Николая металась. Она искала земного счастья, и не давала власти над собой. И он решил, что душевный покой можно найти в семье, уйти от этого бушующего революцией мира, где столько измен и предательств; ему хотелось жить не во лжи и - он женился. Это произошло в 1917 году. Его жена - мещанка, родом из московских евреев, Евгения Ивановна Любарская, была моложе мужа на пять лет. Некоторое время супруги жили в Рыбинске, где Евгения все же смогла устроиться на работу в такое трудное время.
Семья требовала средств: вскоре у молодых родилась дочь Маргарита. Николай вернулся в Питер и, вновь воспользовавшись старинными связями отца, устроился в Петроградский отдел Московского купеческого банка. В 1918 году банк ликвидировали, как пережиток прошлого. Николай пытался уйти через фронт к ген. Юденичу, но к 1920 году сопротивление этой армии было сломлено, и тогда ему пришлось устроиться в войска Красной армии на незначительную должность, как это делали многие верующие в то время, чтобы быть подальше от сокрушающих все прошлое, разрушительных действий советской власти и все-таки выжить. Николай болел, лечился и опять оставил службу. Много профессий пришлось сменить ему: работал в клубе, был чернорабочим и рабочим в трудовой артели, делопроизводителем в различных конторах и агентом на промышленной выставке. В это тяжелое время кругом царил хаос, люди с трудом могли найти работу. В итоге Николай стал безработным.
Жизнь сына пошла не по тому руслу, о котором мечтали родители, она явно не складывалась, а события в стране только способствовали этому.
Возможно именно все эти обстоятельства усилили желание родителей уйти из суетного мира, чтоб посвятить себя подвигу молитвы.
Родительский подвиг
«Враги человеку — домашние его» (Мих. VII, 6; Мф. X, 36) - сказано в Писании. Измена сына православной вере не могла не врезаться острием щемящей тоски в родительское сердце. Существование в православной семье католика - не такое уж простое и частое явление в русской семье. Это несчастье объединило родителей, укрепило в вере, скорбь о сыне приблизила к Богу, заставила покориться воле Божией. Они молились о вразумлении сына, но приняли более радикальное решение - приняли монашество.
Василий Николаевич Муравьев до 1920 года занимался распродажей своего имущества, готовясь одновременно с женой уйти в монастырь. «Василий Николаевич Муравьев... совершает неизъяснимый для обычного человеческого разума поступок - он закрывает свое дело, наделяет щедрыми пособиями всех своих служащих, а основные капиталы жертвует на нужды Александро-Невской лавры, Воскресенского Ново-Девичьего женского монастыря в Петербурге и Иверского Выксунского женского монастыря в Нижегородской губернии, основанного его духовным отцом, старцем иеромонахом Варнавой»8. Теперь его поступок становится вполне понятным и объяснимым.
Закончив дела своей фирмы, Василий Николаевич 12 сентября 1920 года подает в Александро-Невскую лавру прошение: «Давно имея желание посвятить себя на служение Господу Богу и Его Святой Обители, обращаюсь с покорнейшей просьбою к Духовному Собору и земно кланяюсь, прося принять меня в число братии святые обители Александро-Невской лавры». Он был принят в число послушников и получил первое послушание пономаря. Определили его на место предыдущего послушника по указанию ризничего с соответствующим пономарским содержанием.
Тогда же в Лавру поступают прошения с просьбой принять в число братии: от Петра Югенсона из Самары, Алексея Фомича Мясникова, Николая Иностранцева - 57 лет, звонаря Николая Горячева, студентов Богословского института Игоря Акулова и Юлиана Коняткевича. Приходили сюда и иеромонахи из уже разоренных обителей.
Принятие пострига во время открытых гонений на Церковь достойно не только удивления, но и нижайшего поклона. Так на одном прошении была такая характерная для того времени резолюция: «то обстоятельство, что он ищет монашества сейчас, зная все внешние тяготы жизни в Лавре, является показателем непреклонности его желания»9. Это в полной мере относится и к Василию Николаевичу Муравьеву, принимавшему монашество именно в такую годину. Хотя в Лавру постоянно поступали прошения о приеме в обитель, были случаи и ее оставления10. Один иеродиакон, бывший свидетелем убийства протоиерея Петра Скипетрова, потрясенный этим событием, просил снять с себя сан и уехал на родину, но там, увидев все ужасы творимые большевиками, разобравшись в своем состоянии, написал покаянное письмо, полное горечи и раскаяния, с просьбой не придавать значения первому прошению, и принять его в обитель.
Наместник Александро-Невской лавры архим. Николай (Ярушевич) в это время страдает «нервным переутомлением, выраженным в сильных головных болях и острых болях в области сердца. Ему необходим абсолютный покой один месяц и пребывание на чистом воздухе» - из этого заключения врача мы видим в какой напряженной обстановке приходилось жить братии11.
1/14 октября 1920 года «послушник св. обители грешный Василий» подает прошение о совершении над ним чина пострижения в монашество12. Постриг был совершен с наречением ему имени Варнава 16/19 октября в лаврской церкви Святого Духа. Вскоре монах Варнава был возведен в сан иеродиакона.
1 марта (н. ст.) 1921 года казначей Александро-Невской лавры иеромонах Иоасаф сдал дела в должности заведующего кладбищенской конторой вновь назначенному архим. Стефану13, а последний 24 мая в Духовный Собор Лавры подал следующий рапорт: «Имею честь доложить Духовному Собору, что назначенный было зав. конторою, а ныне состоящий моим помощником, иеродиакон о. Варнава вполне усвоил весь порядок дел в конторе. Считаю своим долгом засвидетельствовать, что о. Варнава с большим участием относится ко всем заказчикам и с готовностью принимает их во всякое время. В виду вышеизложенного имею честь покорнейше просить Духовный Собор возложить мою должность на иеродиакона Варнаву, меня же оставить причисленным к конторе с тем, чтобы о. Варнава имел свободные дни - потому что я не могу оставаться подолгу без совершения Богослужения». Резолюция об удовлетворении прошения была подписана 6 июня 1921 года14. Через две недели о. Варнава подает рапорт с просьбой назначить его помощником иерод. Гурия с сохранением за ним должности рассыльного. «К сему имею честь присовокупить, - пишет он, - что хотя архим. Стефан и продолжает руководить мною и дежурить за меня 1 раз в неделю, но он просит, чтобы его совершенно освободить от занятий конторой; я же без помощи взять на себя всю работу по конторе не могу, потому что в виду переживаемого времени приходится принимать заказы, особенно на отпевание в течение целого дня и при этом делать немедленные распоряжения относительно назначения иеромонаха, певца, открытия своевременно церкви сторожу, заготовления просфор и, очень часто, приглашения певчих. При этом, как известно, встречается множество затруднений»15. Наместник не нашел возможным удовлетворить это прошение. 11 сентября 1921 г. митрополит Вениамин возвел иеродиакона Варнаву в сан иеромонаха16.
В 1922 году иеромонах Варнава к празднику св. блгв. кн. Александра Невского был награжден набедренником за понесенные им труды17. Отец Варнава несет послушание свечника, что не представляет для него большой трудности, поскольку бывшему купцу, имевшему дело с огромными капиталами, даже послушание казначея Лавры давалось легко. Другое дело духовная, монашеская жизнь, полная искушений. Как искушает враг принявшего обеты чернеца, хорошо знает только тот, кто испытал это на себе. Когда в Петрограде шел процесс над митр. Вениамином, иеромонах Варнава находился в отпуске, у постели больной матери18.
Обитель переживает трудные времена. Начинается обновленческий раскол. В 1923 г. кризис был преодолен, большинство приходов Епархии вернулись к свт. Патриарху Тихону. Лавра остается центром духовной жизни Петрограда.
Иеромонах Варнава продолжал нести свой крест: он был избран духовником Лавры (в конце 1926 г. – в начале 1927 г. - Ред.) и оставался им более трех лет, проживая в Лавре, ориентировочно, до весны 1930 г.
Бывшая супруга батюшки, Ольга Ивановна, уйдя в Воскресенский Новодевичий монастырь, взяла с собой внучку Маргариту. В этой обители Ольга Ивановна приняла монашеский постриг с именем Христина. Мать Христина стала заместительницей настоятельницы монастыря игумении Феофании (Ренталь), имела право благословлять монахинь. (О.И. Муравьева и м. Феофания были знакомы еще, по крайней мере, с 1900-х г.г., когда м. Феофания была казначеей обители. Об этом свидетельствует и фотография, сделанная в 1906 г. - Ред.). В ее келий висел огромный портрет Государя Императора Александра II, что впоследствии дало повод окружающим говорить о том, что, якобы, она является царской дочерью. В действительности же Ольга свою мать не помнила и не исключено, что была приемной для своих родителей. Впоследствии все родственники отрицали какое-либо отношение монахини Христины к Царской Семье. Но это и понятно: не могли не отрицать. Подобное признание в 30-е годы означало подписать себе смертный приговор, хотя, скорее всего разговоры о связи с Царской Семьей основывались на вымысле, но прискорбно, что они упорно распространялись именно Верой Шихобаловой, которая, кстати сказать, вместе с О.И. Муравьевой вернулась в Новодевичий монастырь.
Впоследствии она приняла постриг с именем Иоанны, а когда мать Христина покинула обитель, заняла ее место подле игумений, став ее секретарем.
Скитания сына
В то время, как супруги Муравьевы покинули свой семейный дом, взяв на себя великий подвиг монашества, их единственный сын остался в миру, терзаемый страстями и суетными искушениями, но связь с родителями не прекращается: Николай встречается с отцом и бывает у матери. Не забывает он и бабушку Анну, которую навестил в 1920 году в деревне Якушево Ярославской губернии.
В 1921 году брак Николая распался. Вскоре Евгения вышла замуж, (сменив фамилию на Каталину) и поселилась на Петроградской Стороне, на Павловской ул., д. 11, в кв. 27. С 1922 года их дочь Маргарита воспитывалась бабушкой-монахиней.
Нетрудно себе представить состояние впечатлительного Николая после развода с женой, да еще совершенно неустроенного в быту, без работы и денег. Отец Варнава предпринимает попытку отправить сына заграницу (об этом свидетельствуют документы следствия, в которых упоминается, что о. Варнавой было написано письмо Вел. Кн. Николаю Николаевичу с просьбой позаботиться о сыне). Но поездка не состоялась из-за второй женитьбы Николая Муравьева в 1922 году на артистке эстрады Марии Николаевне Кузьминой, которая была моложе супруга на 7 лет. Через год у них родилась дочь Ольга - вторая внучка отца Серафима.
Впоследствии Мария Николаевна, расставшись (в 1925 г.) с Николаем Муравьевым, вышла замуж за артиста Георгия Давыдовича Местиеева, который, по-видимому, удочерил Ольгу. К тому же у них родился свой сын Георгий, на пять лет моложе сестры. (В начале 1940-х годов, перед войной, Ольга жила с матерью под фамилией Местиашвили на Нижегородской ул., д. 23а, кв. 5.)
В январе 1924 г. Николай побывал в Орле у своего шурина (брата жены) Георгия Николаевича Кузьмина. В это время он не работал, оставив временную работу на Октябрьской железной дороге. Ему было 29 лет. Супруги жили тем, что Николай продавал свои вещи. Это продлилось до его ареста в 1924 г.
26 сентября 1924 года в квартире 2, дома 30 по Большому Смоленскому пер. (ныне ул. Ольминского) раздался стук в дверь. Николай вздрогнул. Полуторагодовалая дочь Ольга заплакала. Явившиеся ночью люди велели Николаю собираться...
Три дня на допрос не вызывали. Ожидание томило. На это была рассчитана тактика следствия. С 29 сентября начались допросы. Николай держался стойко на всех четырех допросах. Окружение семьи Муравьевых было хорошо известно следователю, поэтому он спросил:
- Знаете ли вы Шихобалову?
- Она не была нашей родственницей, была монахиней, но ушла из монастыря, жила в семье, а затем вновь вернулась в него в 1919 году.
На допрос вызвали жену Марию Николаевну. Ей было 22 года, но она отличалась стойкостью и порядочностью: все отрицала и мужа никак не выдала, сказав лишь, что его отец был казначеем в Лавре. Но следователь уже знал из показаний Е.Л. от 7 октября, что семья «имела знакомство с Путятиным??? и Марией Павловной??, которые ходили в дом Муравьевых и они к ним»19 и что Николай хотел выехать заграницу.
«В старое время - показал Николай, - у отца моего были [среди знакомых] лица, служившие во дворцовом ведомстве, как, например, Путятин Михаил Сергеевич?. Они ходили к нему в магазин»20. Следствие, безусловно, интересовала именно эта связь иеромонаха Варнавы.
Дело Н.В. Муравьева 1924 года фактически сфабриковано, и не вызывает ни малейших сомнений в мужественном поведении Николая. 28 октября 1924 года ему зачитали обвинительное заключение, которое было основано на «агентурных данных и показаниях свидетелей»: обычное для того времени обвинение, предъявлявшееся тогда многим невиновным людям.
Для полноты впечатления приведем текст обвинительного заключения. Николай обвинялся в том, что «после революции бежал за границу к белым, где и служил в армии Юденича. Вернувшись в Ленинград, занялся спекуляцией валюты и кокаином... Отец его, Муравьев Василий Николаевич, был крупным мехоторговцем, в данное время монах в Александро-Невской лавре по имени Варнава...
Мать его находится в Новодевичьем монастыре, по имени Христина, которая посылала его с пакетом в Германское консульство... Вышеупомянутые Муравьевы до революции пользовались большим преимуществом при дворе Романовых и в данное время с ними имеют связь. Арестованный 26 сентября с.г. гражданин Муравьев Николай Васильевич на следствии виновным себя не признал»21...
Связь с заграницей - вот что было так важно для НКВД. Очень похоже на то, что сам Николай Муравьев мало интересовал следствие. Жало следственного дела было направлено глубже, на отца - иеромонаха и главного свечника Лавры. Надо же было властям контролировать жизнь обители. И тогда становится понятно, почему о. Варнаву не арестовали и не расстреляли, как других подвижников. Чекисты оставили его на свободе, чтобы отслеживать жизнь верующих и знали каждый его шаг, сын - хороший предлог для этого. Таким образом понятно, что жизнь Муравьевых проходила под зорким оком «органов». Несомненно, что и среди близкого окружения семьи были люди, доносившие в НКВД.
Николая выслали из Ленинграда без права жить три года в Москве, Ленинграде, Киеве, Одессе, Харькове, Ростове-на-Дону и их губерниях22. Местом ссылки он выбрал родной город родителей - Рыбинск. 2 января 1925 года он был освобожден из-под ареста и вскоре уехал к месту ссылки. Но в этом же году он приезжал в Ленинград для встречи с женой Марией Николаевной, проживавшей на Нижегородской ул., 23а. Пробыл он в городе всего три дня, из которых первый ночевал в гостинице на Староневском проспекте, второй – провел в своей квартире на Заневской заставе, а на третий день отправился к тестю, где у родителей Марии Николаевны его задержали и отправили под арестом в тюрьму. Продержав там 1,5 месяца, сына отца Варнавы выслали в Рыбинск. Никаких документов об этом задержании нет, видимо, Н.В. Муравьева держали в милиции для устрашения.
С этого времени Николай живет в политической мышеловке, которая должна была рано или поздно захлопнуться.
В 1925 году Николай женился вновь: его избранницей стала Антонина Александровна Горностаева, которая в 1927 году родила ему сына Александра. У Антонины была большая семья: четыре брата - Борис, Николай, Константин и Геннадий, а также - сестра Ольга. Начиная новую жизнь, Николай пытался найти работу и в 1929 году стал сотрудничать в газете «Рабочий пахарь», исполнял обязанности заведующего отделом журнала «Суд идет», а затем переехал в г. Кинешму Ивано-Вознесенской области, где устроился работать агентом в окружном финансовом отделе. Через год он попал под сокращение, и вновь начались его мытарства в поисках работы.
Принято считать, что весной 1930 года отец Варнава покинул свою, сохранившуюся до сих пор келию в Феодоровском корпусе Александро-Невской лавры. Видимо, к тому времени он уже принял схиму и новое имя - Серафим?. Однако его сын указывает 1929 год - как год оставления отцом Лавры23. Неизвестно, сразу, или через какое-то время, но прежде, чем переехать в Вырицу, отец Серафим поселился в Поповке, на даче у протоиерея Леонида Богоявленского. Здесь он нашел покой, уединение и молитву. (Дача о. Леонида на ст. Поповка располагалась по адресу: Колпинская ул., д. 378 в 1-ом поселке (Самопомощь). Вся застройка поселка сгорела во время Великой Отечественной войны, поэтому дом Богоявленских, где жил о. Серафим не сохранился. Ныне на месте поселка растет лес - Ред.). Отца Леонида Богоявленского24 хорошо знали в Петербурге в церковных кругах с дореволюционной поры. Он был известен как проповедник и церковный деятель, а также как настоятель (в разное время) крупнейших городских храмов: Князь-Владимирского, Исаакиевского, Троице-Измайловского соборов, а также Александро-Невской церкви в тюрьме «Кресты». В 1922 году он был арестован по делу митрополита Вениамина и получил замену смертного приговора 5-ю годами тюремного заключения. Отцу Леониду доводилось бывать в Поповке ранее, где он некоторые время служил в местном храме и жил в церковном доме, а затем купил собственный. Дом о. Леонида просуществовал до войны, когда был разобран на блиндаж, хотя к тому времени (в 1935 году) он уже был конфискован у семьи Богоявленских.
На этом участке был еще один, небольшой домик, где и приютился отец Серафим с внучкой Маргаритой. Дочь отца Леонида Нина и его внучка Лидия, которая была чуть младше Нины, играли вместе с Маргаритой. О матушке Христине из семьи Богоявленских никто ничего не знал, в Поповку она не приезжала. (По всей вероятности, уже приняв к тому времени схиму с именем Серафимы, матушка жила в Вырице. Покинув Воскресенский Новодевичий монастырь, она, тем самым, избежала ареста, которому подверглись монахини в 1932 году, вследствие которого почти все они были сосланы в Казахстан, не исключая известную нам монахиню Иоанну (Шихобалову)).
В Поповке отец Серафим прожил по всей вероятности около двух лет?, и там пережил страстную ночь русского монашества 17 февраля 1932 года, когда все монахи в городе, не исключая и лаврских, были увезены чекистами на Литейный пр., в ДПЗ. Из Поповки иеросхимонах Серафим перебрался в Вырицу, а осенью 1934 года туда к нему приехал сын Николай??.
Жить у отца, без прописки, подвергая семью постоянной опасности, было рискованно, и, пробыв несколько дней с родителями, Николай вернулся в Кинешму. Во время последнего его приезда и посещения Вырицы кто-то из знакомых пригласил его пожить на даче в деревне Кремено, расположенной в 40 км от Вырицы, близ станции и поселка Чаща. Николай приезжает туда. В дальнейшем решение поселиться здесь еще раз круто изменит жизнь Н.В. Муравьева.
Наступил 1935 год. В дом старших (монашествующих) Муравьевых вернулась из ссылки монахиня Иоанна (Шихобалова). Ее прописали под видом домработницы, и она фактически занималась хозяйством.
В это время к отцу Серафиму постоянно приходили верующие. Иногда он принимал до ста человек в день. Особенно часто батюшку навещала Анна Ивановна Сергеева. Прихожане приносили продукты, которые принимала мать Иоанна. Иногда продуктов скапливалось так много, что они портились, и м. Иоанна отдавала их собакам.
Круг знакомых Шихобаловой оставался мало кому известен. Впоследствии на допросах Николай Муравьев высказывался крайне резко в отношении этой монахини. Открыто заявлял, что она ведет ежедневные разговоры с прихожанами отца о лживости советской власти24, но, тем не менее, ареста Шихобаловой после этих разговоров не последовало...
Николай жил так стремительно, что мысли его не успевали созревать. Он устал скитаться, выяснять отношения с женами, с отцом, с детьми. Мятежная душа страдала, а обстоятельства не давали покоя: в 1935 году он знакомится с Клауссом (Кловисом) Флораном - французским подданным. Француз окончил в Париже Сорбонский университет, а затем находился в доминиканском монастыре в Лионе, где принял монашество с именем Михаил. В 1935 году он приехал в Ленинград и служил ксендзом в костеле Лурдской Божией Матери на Ковенском пер., где и состоялось их знакомство, когда Николай привел сюда на исповедь сына.
В этом же году Н.В. Муравьева вторично, но уже в административном порядке, через милицию выслали из города на 101 км. Ему ничего не оставалось, как прописаться в деревне Кремено Оредежского района. Теперь одиночество угнетало еще больше, чем в молодости. Здесь, в чужой деревне, чувствуя себя отверженным и забытым, он познакомился с Анной Александровной Барановой и стал ее фактическим мужем. Она была моложе супруга на 24 года и на год моложе его дочери Маргариты. У Анны были сестры: Ольга - 19-ти лет, Фаина - 17-ти лет и Нина - 18-ти, которая работала в Выборге. Ее 15-летний брат Константин и мать Екатерина Георгиевна, жили вместе с ними. Теща Николая Васильевича Муравьева - еще молодая женщина, почти ровесница своему зятю, ей было около 46 лет. Отношения с ней складывались весьма спокойные. Казалось, наконец, Николай нашел семейный покой. Анна, несмотря на то, что была инвалидом 2-й группы, в 1938 году родила сына Эрмингельда. Брак их не был официально оформлен, поскольку Николай не получил развода. Супруги существовали на пенсии, которые получали женщины, и поэтому держали большое хозяйство. Они поселились на деревенском хуторе близ дер. Кремено, но Николай постоянно приезжал в Вырицу. Бывал он и в Чаще, где вскоре завел приятелей, с которыми отводил душу в политических беседах и воспоминаниях о своем прошлом, что его впоследствии и погубило. В 1938 году Николая вновь арестовали в поселке Оредеж, но, продержав две ночи, выпустили.
Свои религиозные чувства Николай не переменил, несмотря на то, что его родители несли величайший подвиг монашества и схиму. Он ездил в Царское Село на встречи со ксендзом Флораном, (кроме Петербурга тот иногда служил также в местном костеле на Дворцовой улице) брал у него деньги за проданные иконы, которые тот коллекционировал, привозил к нему сына Александра, готовя его к причастию и вел переговоры с Флораном о венчании с Анной по католическому обряду, при этом наивно рассказывал о несправедливой советской жизни.
В 1939 году хутор ликвидировали, и семья перебралась в деревню Кремено, которая находилась в нескольких километрах от станции Чаща, где весной 1940 года они купили собственный дом, видимо, не без помощи отца Серафима. В стране давно шла коллективизация, достигшая к этому времени глухой Чащи. Николай в колхоз не пошел, считая колхозы утопией, но жить единоличным хозяйством становилось все труднее. Не обходилось без помощи отца Серафима, который продолжал заботиться о семьях Николая. Супруга Н. Муравьева, Антонина Александровна, с сыном проживали неподалеку от батюшки Серафима (Пильный, 19) и, бывая у родителей, Николай навещал сына.
|
|
Категория: Новости |
Просмотров: 944 |
Добавил: itterispas
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|
